Форум » Непосредственно сама РИ » 1 мая 1876г. Поездка в Фонтенбло » Ответить
1 мая 1876г. Поездка в Фонтенбло
Эрик де Вутвиль: Жан разбудил меня в половине девятого. Не знаю, в котором часу я заснул, но чувствовал себя совершенно отдохнувшим. Первое, о чем я подумал, открыв глаза: совсем скоро я увижу Женевьеву. Одной этой мысли было достаточно, чтобы наполнить все мое существо радостным нетерпением. Приняв ванну и одевшись, я приказал уложить в карету мольберт, складное кресло для Женевьевы и съестные припасы. После легкого завтрака сам взял рисовальные принадлежности и спустился к экипажу. Не по-весеннему яркое солнце заливало Париж сияющим светом. День обещал быть теплым, даже жарким Без трех минут одиннадцать кучер остановил карету у ворот ее дома.
Тали: Женевьева де Кавиль: Мы уже стояли около дверей, а я все держалась за его руку обеими руками и не могла отпустить ее. - Торопите их, Эрик, потому что я тоже буду торопить их... и тогда они пролетят незаметно. Вы сделали сегодняшний день незабываемым... Правда, мы стали сегодня немного сумасшедшими... Я улыбнулась, глядя ему в глаза, и потом добавила чуть тише: - Но я не хочу приходить в разум…
Эрик де Вутвиль: - Есть лишь один вид безумия, от которого лечить больных противопоказано. Я счастлив, что оно поразило нас, Женевьева. Мы смотрели друг другу в глаза, я держал ее руку и не мог заставить себя отпустить... Вместо этого я снова поднес ее к губам, коснулся кончиков пальцев. Они трепетали…
Тали: Женевьева де Кавиль: Наверное, мы могли бы стоять так очень долго. Он снова и снова целовал мои руки, и мне не хотелось, чтобы это заканчивалось. Но в окне первого этажа появился свет. Я вздрогнула от неожиданности, когда он упал на нас. Отец или кто-то и слуг? Мне не хотелось, чтобы нас застал ни тот ни другие. - Нужно расставаться, Эрик... До встречи... Я снова сжала его руку. - Идите... Я дотронулась до шнура дверного колокольчика…
Эрик де Вутвиль: Мы простояли так около получаса, стемнело. И только, когда в окне первого этажа зажегся свет, мы с трудом смогли отпустить друг друга. - До встречи, Женевьева... Я не стал дожидаться, пока дверь откроется, и быстрым шагом направился к воротам.
Тали: Женевьева де Кавиль: Я проводила его взглядом и дернула за звонок. Дверь довольно быстро открыла Жюльетт. Я еще раз оглянулась, Эрик был уже за воротами. Я вошла в дом. На мой вопрос, где отец, Жюльетт сказала, что он уехал и рано быть не обещался. Ох, как хорошо! Я бы не смогла разговаривать с ним сейчас. Уже поднимаясь к себе на второй этаж, я вдруг поняла, что шаль и сумочку я забыла в карете. Ну и ладно... Послезавтра мы встретимся снова! "Вы будете ужинать, мадемуазель?" - спросила Жюльетт. - Нет, принеси ко мне в комнату фрукты и... сделай чай... и можешь отдыхать, ты мне потом не понадобишься. Сейчас мне никто не понадобиться... я буду думать о нем, я буду вспоминать сегодняшний день и ждать новой встречи. Не знаю, смогу ли я уснуть... Через некоторое время Жюльетт принесла мне фрукты и чай, помогла мне раздеться и ушла. Нет, есть я не хотела... Я легла на кровать и мечты унесли меня к Эрику. Или это были уже не мечты, а сон?..
Эрик де Вутвиль: Я шел, не оглядываясь, так как у меня были весомые основания полагать, что стоит мне увидеть ее фигурку, как ноги сами понесут меня обратно... А это было бы уже слишком. При всей своей профессиональной дипломатичности, Морис вряд ли бы понял подобную назойливость. Я не мог ставить Женевьеву в неудобное положение. В карете я откинулся на спинку сидения в каком-то сладостном изнеможении - ощущение было такое, словно сегодня я заново родился, а, может быть, заново родился мир вокруг меня. Запахи, звуки, густо-сиреневые оттенки ночи, бархат сидения, который ощущала моя рука - все приобрело необычайную интенсивность. Так чувствуют себя люди с ослабленным зрением, впервые надев очки. Но для меня все было наоборот - с окружающего спала серая пелена тоски, которую прежде мне лишь удавалось прорывать в отдельных местах с помощью музыки, живописи, архитектуры, разгонять голосом. Но она стягивалась, как клочья тумана и вновь погружала мою душу во мрак и холод одиночества. Нет, конечно, я не был изгоем. Общество не могло вышвырнуть меня на задворки в силу моего происхождения и тех невероятных усилий, которые мне пришлось приложить когда-то, чтобы перекрыть ущербность максимальным развитием дарованных мне природой способностей. Но каждый раз, сталкиваясь с ужасом и отвращением в глазах окружающих, особенно в женских глазах, я низвергался в адскую бездну отчаяния. И вот теперь проклятие отступило. Она была прекрасна, умна, обворожительна, чувствительна и чувственна, чутка, с прекрасно развитым эстетическим вкусом и тонкой душевной организацией. Не полюбить ее было невозможно. И она... она отвечала мне взаимностью! Было от чего потерять голову... Случайно взглянув на сидение напротив, я заметил смутно белеющий в темноте предмет. Ее шаль, она забыла шаль и сумочку. Я взял тонкую ткань в руки и поцеловал с благоговением, подобным тому, с каким средневековые рыцари целовали край подола платья Прекрасной Дамы. Казалось, холодный шелк еще хранил прикосновения ее рук... Я оставил ее вещи в карете, чтобы не забыть вернуть их Женевьеве, забрав с собой только эскизы. В мастерской я долго рассматривал их, снова и снова вглядываясь в дорогие черты. Я мог бы написать портрет на память и очень быстро, но... я буду рисовать ее так долго, как только это будет возможно. Переодевшись и выпив бокал вина - ужинать совершенно не хотелось - я прошел в часовню. Музыка рвалась из моего сердца, и я не мог ее удержать…
полная версия страницы