Форум » Непосредственно сама РИ » 6 мая 1876 года Женни и Эстер, предложение и посещение месье Дюбера в Лувре » Ответить
6 мая 1876 года Женни и Эстер, предложение и посещение месье Дюбера в Лувре
marina: Эстер де Горон. Я проснулась около восьми часов утра. Из моего распахнутого окна - как здорово, что оно выходит в сад! - доносился веселый щебет птиц, дивный аромат цветов и еще покрытой утренней росой зелени. Сладко потянувшись, я встала с постели, подошла к окну и, приподняв легкую ткань занавески, выглянула в сад. Какая красота! Как я люблю весну! Сегодня шестое мая, а это значит, что меньше, чем через две недели у меня день рождения... Ммм.. мне исполнится 21 год. Хотя об этом никому знать не обязательно... Мой день рождения! По этому поводу отец всегда устраивает настоящий бал, непременно с танцами и весельем до утра. Хорошо, что большинство моих друзей и знакомых сейчас в Париже. Так, сегодня займусь рассылкой приглашений... Но сначала... сначала я съезжу к Женевьеве. Мы так давно не виделись, стоит пригласить ее лично. Она недавно вернулась из Лондона, значит, сможет рассказать гостям что-нибудь интересное. Как говорит папА: важно пригласить интересных людей, и вечер можно считать удавшимся. Что ж, решение принято! Я опустила штору, вернулась к кровати и позвонила: - Жозефина! Немедленно приготовь мне ванну, распорядись на счет завтрака и достань мое розовое платье! Я долго плескалась в ароматной воде - ужасно люблю это занятие. Но вот чего я терпеть не могу, это как Жозефина затягивает корсет, а еще дергает мне волосы, пытаясь уложить их в прическу! У, старая корова!!! Но отец отчего-то не позволяет мне уволить ее... видите ли, она так преданно ухаживала за моей несчастной матерью... Маму я помнила плохо, туберкулез свел ее в могилу, когда мне было лет шесть или семь... Что это я сегодня о грустном? А все противная Жозефина! - Ты вырвешь мне все волосы! - возмутилась я. Она пробормотала обычные извинения, а я кое-как дотерпела эту муку до конца. Спустившись к завтраку, я сразу приказала закладывать карету. Круассаны мне показались несколько подгоревшими, и я устроила разнос повару. За что мы платим деньги этим людям? К счастью, кофе был приготовлен неплохо. Я поставила пустую чашку на блюдце и отправила вторую горничную за сумочкой и мантильей. В половине двенадцатого я выехала из дома. На улицах стояла страшная суета, из-за множества экипажей мы ехали с ужасающе медленной скоростью. Наконец-то, к полудню я добралась до дома Женевьевы. Ее горничная встретила меня и провела в сад, где Женевьева, к моему изумлению корпела над какими-то бумагами! Вот так занятие для девушки из высшего света! - Здравствуй, Женевьева! Надеюсь, я не слишком помешаю тебе?
marina: Эрик де Вутвиль Я остался ждать Женевьеву в гостиной. Как же светло и радостно было у меня на душе! Пусть не боится любовь моя, не боится ничего... В жизни мне удавалось практически все, чего я хотел добиться, кроме одного, самого главного - казалось, любовь и человеческое счастье не найдут меня никогда под этой прОклятой гротескной маской, которую представляло мое безобразное лицо. Тот страшный удар, что нанесла мне юная девочка из Оперы, моя воспитанница и ученица, едва не испепелил мою душу. Теперь я понял, что это было испытание, последнее испытание и последняя ошибка. Прости, Кристина, ты была и останешься для меня ребенком, которого я любил, но совсем иначе... Женевьева - моя настоящая половинка, именно так она сказала, и она совершенно права. Какие-то пятнадцать минут ожидания уже казались мне вечностью. Я сгорал от нетерпения снова видеть мою сказку, мою Женевьеву. Вот и она! - Даже не могу найти слов, чтобы сказать, как ты прекрасна!
Женевьева де Кавиль: Его слова и восхищенный взгляд наполнили все мое существо непередаваемой радостью. Мы вышли из дома рука об руку, не отрывая взгляда друг от друга. За эти дни его карета стала для нас каким-то символом счастья. Карета, везущая в новую, не совсем понятную для меня, но желанную жизнь! - Как мне хорошо с тобой в этой карете! - сказала я уютно устраиваясь рядом с ним. Кони уже несли нас по направлению к Лувру.
marina: Эрик де Вутвиль - Мне хорошо с тобой везде, - я тут же обнял ее одной рукой и заглянул в глаза. - Но в этой карете - особенно хорошо! Мы тихо рассмеялись и, соприкоснувшись губами, вновь умчались в некие таинственные заоблачные выси, туда, где не было никого и ничего: только мы и наша любовь. Мы вернулись на землю, точнее, в карету за квартал от Лувра. Внимательно посмотрели друг на друга, но никаких видимых изменений во внешности не обнаружили. - Я люблю тебя! Мы уже произносили это магическое заклинание в один голос и даже с одинаковой интонацией. Я наморщил лоб, изображая крайнюю забывчивость: - А что мы хотели узнать у месье Дюбера, любовь моя?
Женевьева де Кавиль: Все, что казалось еще пару дней назад сказкой, теперь было реальностью, но совершенно нереальной. Ох, какая ерунда получается... Нереальная реальность... Я со смехом смотрела, как он морщит лоб и спросила: - А кто такой месье Дюбер, любовь моя? И мы оба расхохотались, упав в объятия друг друга. Карета остановилась.
marina: Эрик де Вутвиль Кое-как успокоившись, мы постарались принять относительно серьезный вид и вышли из экипажа. Я провел Женевьеву через служебный вход, и мы сразу направились к хранилищу. Но дверь его оказалась закрытой, а у двери стоял музейный служащий. Пришлось поинтересоваться у него, где найти месье Дюбера. Служитель покосился на нас с явным неодобрением, но все же ответил, что, вероятно, месье Дюбер у директора. - Благодарю вас, любезный. Мы отошли и свернули в другой коридор: - Тебе не показалось, что у него, - я кивнул в сторону хранилища, - несколько странный вид. Похоже, тут снова кто-то побывал после нас. Идем к Ванону?
Женевьева де Кавиль: Мы остановились на минуту, свернув за угол. - Почему ты решил, что здесь кто-то побывал? Месье Ванон еще в прошлый раз говорил, что он поставил охрану у дверей. Хотя мы ее не видели, почему то... Возможно все из-за некоторой увлеченной забывчивости господина директора, - я улыбнулась. - Мы можем пойти к Ванону, а можем пойти к месье Дюберу. У него есть маленькая комнатка в..., - я попробовала сориентироваться. - Нет... не могу сообразить, в какой стороне. Я была там один раз, и месье Дюбер сам вел меня. Так что лучше к Ванону.
marina: Эрик де Вутвиль - Охрана стоит снаружи, - возразил я. - Неужели, ты думаешь, что кто-нибудь согласится провести ночь в компании мумии? Их туда никакими посулами не заманишь. А пройти через камин можно совершенно бесшумно. Хотел бы я понять, как на самом деле некто попадает в реставрационную мастерскую? Или... Задумавшись, я замолчал на несколько минут. Возможно, мы были слишком торопливы и не заметили еще какой-нибудь выход из потайного тоннеля. Мы шли по направлению кабинета Шарля и, свернув в очередной коридор, едва не столкнулись с невысоким, чуть ниже среднего роста, полноватым человеком с добродушным круглым лицом. За поблескивающими на носу очками светились умные глаза. Мне он был незнаком, но Женевьева сразу узнала его.
Женевьева де Кавиль: Я не стала его ни о чем спрашивать, видя, что он размышляет над чем-то. За очередным поворотом мы наткнулись на месье Дюбера. "Мадемуазель де Кавиль! Я очень рад вас видеть. Я как раз направлялся к выходу, чтобы встретить вас!" - воскликнул он. - Добрый день, месье Дюбер. Благодарю вас. Я также рада с вами встретиться снова. Разрешите представить вам графа де Ларенкура. Месье Дюбер раскланялся с Эриком. "Что ж, граф, мадемуазель де Кавиль написала мне, что вы хотели бы посмотреть на так называемые музыкальные папирусы. Я с Удовольствием вам их покажу. Прошу вас, пройдем. Здесь не очень далеко. Они хранятся в специальной комнате, мы стараемся поддерживать там определенную температуру. Но, там не холодно, нет. Просто ровная температура." Все это месье Дюбер говорил, пока мы шли по очередному коридору.
marina: Эрик де Вутвиль Месье Дюбер привел нас в упомянутую комнату со специально поддерживаемой температурой. Найти дорогу сюда я прекрасно мог бы и без посторонней помощи, поскольку сам и занимался по заказу Шарля установкой специальной системы отопления и вентиляции в ней три года назад. Правда, я не интересовался, для чего именно Ванон намерен был ее использовать. Знаток египетской культуры с величайшей осторожностью достал из запирающегося на ключ шкафа и положил на стол перед нами три драгоценных папируса. "Вот, можете посмотреть, граф". - Благодарю вас, месье. Мы с Женевьевой склонились над древними записями. В изображенных здесь необычных знаках чувствовалась система, по всей вероятности, довольно простая. Но расшифровка требовала времени, расчетов, проверки некоторых гипотез. - Месье Дюбер, могу ли я просить вас об одолжении? Я бы хотел снять копию с этих записей, - Дюбер явно колебался. - Разумеется, с разрешения месье Ванона. Видимо, в моем тоне прозвучала полная уверенность в том, что директор музея возражать не станет. "Хорошо, - после еще одной минуты раздумья согласился Дюбер. - Я приглашу специалиста-реставратора, и он снимет для вас копию, ваше сиятельство. Но вы понимаете, это очень кропотливая работа..." Дюбер вновь несколько замялся. Кажется, ему было неудобно говорить о деньгах, но и заставить человека выполнять такую сложную работу бесплатно, он тоже не мог. - Любой труд должен быть оплачен, месье. Но меня интересуют сроки. Как скоро ваш специалист сможет сделать эту работу? "Полагаю, через два-три дня я смогу прислать вам копии, граф". А вот это меня никоим образом не устраивало. Руки у меня чесались уже сегодня ночью взяться за расшифровку... так и время пролетит незаметно. - Пожалуй, это слишком долго, - я покачал головой и еще раз посмотрел на папирусы. - Вы не могли бы предоставить в мое распоряжение бумагу, тушь и тонкую кисть? Я сниму копии сам. Кажется, ученый был ошарашен наглостью и напором заявившегося в священное хранилище исторических ценностей аристократа. Я с трудом спрятал полуироничную ухмылку. Женевьева наблюдала за нами с нескрываемым интересом, но в разговор не вмешивалась. В ее глазах плясали лукавые смешинки. "Хм... вам приходилось переписывать иероглифы?" - не без ехидства спросил Дюбер. - Нет, иероглифы мне переписывать не приходилось, но я немного рисую. "Что же... все необходимое легко достать в реставрационной. Но, боюсь, вам придется заниматься этим много часов, граф". - Я постараюсь справиться за час. "Будь по-вашему!" Я видел, как глаза добродушного египтолога коварно блеснули. Ни один специалист не упустит случая посмеяться над дилетантом. "Прошу вас подождать меня здесь". Он вышел, оставив нас с Женевьевой вдвоем.
Женевьева де Кавиль: Бедняга месье Дюбер был несколько шокирован напором Эрика. Я наблюдала за ними с возникшим азартом. Ах, месье Дюбер, уверяю вас, что если бы вы делали ставки, то проиграли бы. Я практически не сомневалась, что Эрик может это сделать за час, у него была феноменальная память. Когда месье Дюбер вышел за письменными принадлежностями, я подошла к Эрику. - Ты страшно расстроишь месье Дюбера, мне очень жаль, - я нарочито сокрушенно покачала головой. - Должна тебе еще кое-что сказать... Тебе не придется переписывать все иероглифы. Часть из них текстовые, а не музыкальные. Так что ты имеешь шанс установить рекорд, переписав их даже за более короткое время. Но, прошу тебя, не огорчай месье Дюбера окончательно. Он замечательный человек и большой ученый. И мне он очень нравится.
marina: Эрик де Вутвиль - А тебя я тоже расстрою, любовь моя? Если так, я готов сидеть здесь трое суток... Женевьева рассмеялась и сказала, что трое суток сидеть тут все же не стоит. - Подскажи, пожалуйста, я могу ошибиться... ведь я не знаю текстовых иероглифов. Но, мне кажется, что музыкальные знаки - вот эти. Я показал на те, которые достаточно явственно отличались от начальных, конечных и в центре общего "текста".
Женевьева де Кавиль: Я погладила его по плечу и шутливо спросила: - И зачем тебе нужна моя подсказка? Ты и так все знаешь. Эти знаки действительно очень сильно отличаются от всех остальных, поэтому и предположили, что они могут быть записью музыки. И эти папирусы действительно бесценны, потому что их пока найдено всего пять. Три здесь, а два находятся в Каире. Если тебе удастся их расшифровать, любовь моя, это будет мировой сенсацией. В этот момент открылась дверь, вернулся месье Дюбер с письменными принадлежностями. "Простите господа, но я буду вынужден запереть вас здесь. Или мне придется сидеть с вами, чего я позволить себе не могу сейчас. Я вернусь через час. На моих часах четыре пятнадцать. Ровно в пятнадцать минут шестого я приду. Надеюсь, возражений нет?"
marina: Эрик де Вутвиль - Я не только не знаю всего, я очень многого не знаю, - честно признался я. - Ты даже не представляешь, как мне нужны твои подсказки, любовь моя! Я на мгновение накрыл ее коснувшуюся моего плеча ладонь своей, но сразу отпустил, так как дверь начала открываться. Месье Дюбер суровым тоном объявил нам свои условия. Возражений у нас не было, и он торжественно удалился, заперев нас на ключ. - Я начну? - спросил я Женевьеву.
Женевьева де Кавиль: Я задумалась на мгновение. Это было несколько странно. Месье Дюбер, конечно соблюдал правила, но... он бы, насколько я знаю, предпочел посидеть здесь и поговорить. - Да, конечно начинай, - сказала я задумчиво. - У меня все же такое впечатление, что опять что-то произошло. Месье Дюберу несвойственно такое поведение, пожалуй, только, когда он нервничает.
marina: Эрик де Вутвиль - Да, может быть. Вообще-то, он показался мне человеком мягким... Надо будет все же зайти к Шарлю, как ты думаешь? Говоря, я открыл тушь, удобно положил перед собой лист бумаги и начал копировать знаки с первого папируса. Мы еще перебросились несколькими фразами, затем я погрузился в работу, котороя действительно была отнюдь не простой. Женевьева не отвлекала меня, она подошла к одному из открытых шкафов - не все экспонаты здесь дополнительно закрывались на замок, и углубилась в изучение каких-то документов. Закончив, я посмотрел на часы. Ровно пять. - Любовь моя, посмотри, пожалуйста, я ничего не пропустил?
Женевьева де Кавиль: - Дюбер человек очень мягкий и добрый. Я думаю, что к месье Ванону стоит зайти. Хотелось бы понять, есть ли продолжение истории. Эрик углубился в работу. Я открыла шкаф, где у месье Дюбера лежали различные профессиональные издания, и стала их перелистывать. Зачиталась статьей об экспедиции в леса Амазонки и находках, сделанных в каком-то совершенно неизвестном племени, потом наткнулась на рисунки некого Жерара Нантье, сделанные в очередной египетской гробнице. Но все это время я посматривала в сторону Эрика. Я обратила внимание, что он удивительным образом умел погружаться в то, что он делал, не отвлекаясь и не прерываясь. Рисовать египетские иероглифы довольно сложно, впрочем как и любые иероглифические знаки, маленькая черточка, повернутая влево или вправо, может иметь решающее значение в дальнейшем прочтении. Но я была совершенно уверена, что мой любимый справится с этой задачей и ничего не упустит. В конце концов, я обнаружила в шкафу несколько листов бумаги с иероглифами и уже расшифрованным текстом, написанным параллельно. Похоже, месье Дюбер не так давно начал новую работу. Текст рассказывал о гневном лике Осириса, увидев который, ни один смертный и даже ни один бог не смогут выжить. Я первый раз видела подобный текст. Все предыдущие говорили о священном и милостивом лике Осириса, лике, которые озаряет все вокруг и дает жизнь. Нужно спросить у месье Дюбера, что это означает, и откуда такой текст. Время пролетело незаметно, Эрик поднял голову и попросил меня посмотреть, не сделал ли он ошибок. Я подошла и еще минут пять сличала строки, стоя у него за спиной. Положив руки ему на плечи и наклонившись к самому уху я сказала: - Если господину графу надоест руководить Оперой, он с успехом может заняться небольшим, но очень доходным бизнесом – подделкой египетских папирусов. Бедный месье Дюбер!
marina: Эрик де Вутвиль Я молча ждал, пока Женевьева проверит работу. У нее, безусловно, был гораздо больший опыт в том, что касалось иероглифического письма, да и любой глаз может «замылиться». Как же это было приятно - заниматься с ней каким-то общим делом, слушать ее советы, ожидать ее оценки… Услышав ее слова, я рассмеялся и повернулся на жестком и довольно неудобном табурете – почему-то в хранилище не было нормальных стульев. - Я ведь не заключал с ним пари на миллион франков. Иди ко мне, любовь моя! Я взял ее за руку и посадил к себе на колени. - Правда, я не имею ничего против этого достойного ученого, и, кстати, очень хорошо его понимаю. Просто он меня не знает… Когда ее глаза, ее губы оказываются так близко, я совершенно не могу думать о серьезных вещах… Я поцеловал ее и вновь испытал ощущение сказочного счастья.
Женевьева де Кавиль: Эрик притянул меня к себе на колени, и в один миг вся окружающая обстановка просто перестала быть, а слова он произносил все тише, пока поцелуй совсем не заглушил их. Исчезли все звуки, только стук сердца и время от времени глубокие вздохи. Из сладкого забытья нас вывел звук голоса из-за двери: "Час прошел, я вас отпираю!" - сказал месье Дюбер, поворачивая ключ в замочной скважине. Мы были застигнуты врасплох. Я едва успела пересесть на другой табурет, а Эрик отвернуться к столу. Мы улыбнулись друг другу, но я никак не могла отдышаться. Месье Дюбер вошел и спросил с хитрой усмешкой, как продвигается работа. Увидев на столе готовые копии, он сначала остолбенел, потом схватил листы и стал их сличать с оригиналом. "Это невероятно, такого не может быть...", - пробормотал он, потом поднял глаза на Эрика и сказал: "Месье граф, я должен сказать, что ничего подобного я в жизни не встречал. Здесь нет ни одной ошибки, ни одной неточности. У вас поразительный глаз и точная рука. Я восхищен".
marina: Эрик де Вутвиль Мы снова отключились от реального мира, полностью растворившись в сладком потоке взаимной нежности. Я даже не услышал шагов за дверью. Когда Женевьева поспешно вспорхнула с моих колен, я представил, каким было бы выражение лица бедного Дюбера, если бы мы промедлили еще секунду-другую. И что бы он подумал! Оставил людей заниматься делом, а вместо этого… Должно быть, Женевьеве в голову пришли те же мысли. Мы обменялись лукавыми улыбками. И все же увидеть потрясенное лицо египтолога нам довелось буквально через пару минут. По мере того, как он сверял мои копии с подлинником, его брови поднимались все выше… Тем временем я поднялся с табурета, сидеть на таком целый час… А целый день? В душе я посочувствовал ученому: он корпит здесь над своими папирусами ежедневно. - Благодарю вас, месье Дюбер. Ваша похвала дорогого стоит. Вы специалист. Мадемуазель де Кавиль много рассказывала мне о ваших исследованиях, и я очень рад нашему знакомству, а также благодарен вам за предоставленную возможность получить доступ к таким редким и ценным экспонатам. Он, наконец, положил копии и протянул мне руку: «Я тоже очень рад, граф. Прошу прощения, если я был не вежлив. Иногда я убеждаюсь, что в мумиях разбираюсь лучше, чем в живых людях. Все же как это у вас получилось?» Я пожал его руку: - Вам не за что извиняться, месье. Мне следовало сказать, что я профессиональный художник. «Художник? А мне показалось… что-то я стал так рассеян в последнее время. Тут такое творится, господа! Мадемуазель де Кавиль, вы как будто писали, что месье граф – директор Оперы? И поэтому интересуется музыкальными записями…» Он растерянно посмотрел на Женевьеву.
Женевьева де Кавиль: - Вы совершенно правы, месье Дюбер, граф музыкант, но он и великолепный художник, - сказала я улыбаясь, глядя на потрясенное лицо ученого. - И его картины есть в Лувре. Для меня это тоже было недавним открытием, сказала я, взглянув на Эрика. Как мне было приятно говорить о нем! Месье Дюбер, кажется, растерялся окончательно. "Но... неужели?.. Боюсь, я старый ученый крот, сидящий в своей норе и ничего вокруг не видящий", - все же рассмеялся он, преодолев некоторую неловкость. - Простите месье, могу я спросить вас вот об этой расшифровке, - я решила перевести разговор и показала ученому текст про гневное лицо Осириса. Дюбер спросил, что именно заинтересовало меня в нем. - Я никогда не видела раньше такого описания этого бога, откуда этот текст и что это за гневное лицо? "Да-да, это совсем новый папирус, если можно так сказать, он найден недавно в гробнице Хоренхеба. Я тоже был очень удивлен этим описанием. Вот не до конца все дописал, но уже понимаю, что это значит. Вы должны помнить легенду о смерти Осириса, мадемуазель, и помните, что сделал его брат Сет. Но вот первое описание, говорящее о гневе Осириса после того, как его жена воскресила его. Там замешана богиня Нейт, но я еще не все понял. А Осирис в гневе мог принимать воплощение с лицом разделенным на две половины - страшную, изуродованную его братом и суровую, гневную. Считалось, что ни один бог не мог противостоять такому его воплощению, похоже это было смертельно. Я уже не говорю о людях", - увлеченно рассказывал Месье Дюбер. - "Правда не знаю, обрушивался ли Осирис в своем гневе не людей. Это пока не ясно."
полная версия страницы