Призрак_и Opera или Ошибка мадам Жири. Часть III (продолжение)
Тали: ЭТАЛИЯ ЛОННЕ ПРИЗРАК_И OPERA или ОШИБКА МАДАМ ЖИРИ (по мотивам романа Гастона Леру, мюзикла Андрю Ллойда Уэббера и фильма Джоэля Шумахера) Автор беззастенчиво использует различные элементы трех вышеперечисленных произведений, добавляя изрядную долю собственной фантазии… и некоторую – здравого смысла.
рита: Бедный Эрик! Вот такие всегда мужчины!Когда все получают чего желали - становится скучно. А казалось, что кроме Кристины ничего Эрику и не нужно было. Я с удовольствие читаю твой фанфик Тали.Вообщем-то это и фанфиком назвать трудно. Скорее роман.
Тали: рита Собственно говоря, у человека творческий кризис. По себе знаю, что вещь это малоприятная. Пропало вдохновение, и хоть криком кричи... Я вот все никак роман этот дописать не могу. Спасибо за отклик, теперь я знаю, что есть новые читатели. Ох! А вторая часть у меня еще до конца не выложена, получается пробел...
рита: А я не новый читатель. Я как раз старый. Хех! Я твой фанфик давненько читаю на форумах. Я вообщем поняла, что у Эрика творческий кризис. Вот меня это и удивила немного. Мне казалась, что любовь Кристины должна наоборот вдохновить его на плодотворную работу.
Тали: Понятно. Приятно вновь встретить старого читателя. Творчество - штука загадочная, когда все хорошо тоже нехорошо.
scorpio-2000: Тали пишет: Пропало вдохновение, и хоть криком кричи... Я вот все никак роман этот дописать не могу. Это все зимняя хандра виновата.. Может помочь чем? Что тебе обычно нужно для вдохновения? Как жаль, что пропало вдохновение. Знаю по себе - у меня в этом случае такая пустота на душе...
Тали: scorpio-2000 Спасибо. Помочь тут вряд ли можно, оно уходит и возвращается внезапно. Ты последнюю главу видела?
scorpio-2000: Тали пишет: Ты последнюю главу видела? Ты имеешь ввиду 12 глава часть 3?
Тали: scorpio-2000 Нет, 13 глава часть III.
scorpio-2000: Вот так всегда, ждешь-ждешь чего-то... и пролетаешь как фанера над Парижем! Я то думала если тема закрыта, то продолжение будет здесь... Прочитала с удовольствием. Я знала, что Эрик не мог разлюбить Кристину - не такой он. Их любовь прекрасна (хотя в реальности такое бывает не часто, а жаль). Но это так красиво и романтично, что моя дипрессия улетучилась в момент. Сижу и улыбаюсь, потому что очень рада за такой поворот сюжета. Спасибо за хорошее настроение! Ты чудо! И снова жду-жду!!!
Тали: А тема как раз закрылась на той главе. Я сама не сразу заметила. Очень рада, что продолжение способствовало поднятию твоего настроения. Это здорово! Спасибо!
Тали: Глава XIV В покой молитвенного сосредоточения исподволь, почти незаметно закрадывалась напряженность. Вдруг тихо, отдаленно, словно на краю сознания, прозвучала диссонансная нота, одна, другая… игриво-манящая мелодия нарастала, она приближалась, набирала силу томления и терзающего плоть вожделения, побеждая, разрушая первую. Гневный аккорд; осколки фривольной мелодии сменились усиленным мотивом духовного поиска, приобретшим оттенок суровости. Мотив становился резче, насыщенней, перерастая в грозное неистовство обличительной всесокрушающей силы. Сквозь бурю уничтожения хохотом безумного стаккато прорвалось торжество единой и непреложной истины; внезапно захлебнувшееся на высшей точке взлета влажным всхлипом, оно перешло в рвущие сердце стенания. Жалоба отчаявшегося, потерявшего смысл и надежду существа становилась все тише, превращаясь в еле различимое, перемежаемое вздохами бормотание. Чуть слышно прокатилась возникшая из глубин нижнего регистра черная тень… Пауза. Следом за ней неуверенно, словно спотыкаясь и оглядываясь по сторонам, вернулась первая тема, но не смогла удержаться: заполнивший пространство музыкального зала инфернальный рев поглотил пошатнувшуюся в своих основах мелодию чистоты. Все смолкло. Казалось, тревожные тени от расставленных вдоль стен зала канделябров – сегодня Эрик распорядился зажечь не электричество, а свечи – пляшут под отголоски отзвучавшей музыки. В наступившей тишине помещение заполнил шум дождя, проникавший сквозь стекла больших, расположенных в два яруса окон. Лебер неподвижно замер, не убирая рук с клавира. Он не мог вспомнить, когда последний раз исполнение новой музыки настолько захватывало его и растворяло в себе. Смешанное чувство опустошенности и удовлетворения сковало члены, он просто был не в силах пошевелиться, но где-то в глубине сердца рождалось ликование – он слышал рождающееся продолжение начатой партитуры. Он услышал его сейчас – четко и ясно, словно читал открытую нотную тетрадь, – в тот миг, когда, преодолев оцепенение, Кристина сделала два шага и положила руки ему на плечи, а ее мягкие локоны коснулись его щеки. – Эрик! Ты писал ЭТО? Какая же я глупая… Привыкнув к нему как к самому дорогому человеку, как она могла забыть, кем является ее маэстро? Когда-то учитель исчезал на несколько дней или на неделю, предупреждая ученицу, чтобы не ждала его появления. Разве приходило ей в голову, что Ангел не сдержит слова, покинет ее навсегда? Конечно, юная Кристина еще не подозревала о таком коварном чудовище, как ревность и не была безумно влюбленной женщиной. Их отношения изменились, но Ангел не может существовать без Музыки! Без настоящей Музыки, творить которую способен лишь гений, а не просто талантливый профессионал. Тайное сожаление и легкая обида, закравшаяся в душу, когда он признался, что сжег «Галатею», исчезли без следа: сравнивать неоконченную оперу и только что прозвучавшее творение не имело ни малейшего смысла. Руки Кристины скользнули ему на грудь, он накрыл ее ладони своими. – Мой ангел… Она поняла, она оценила его сумасшедший поиск на грани невозможного. – Что это было, любовь моя? У меня едва не остановилось сердце, – она прижалась грудью к его широкой спине и прикоснулась губами к «следу застарелого ожога» на щеке. Улыбка облегчения, наконец, пробилась сквозь остатки внутреннего напряжения. Композитор вздохнул и полуобернулся: – «Искушение святого Антония». Не знаю, можно ли будет поставить его на сцене. Рене не справляется с текстом… а я не могу остановиться. Ты простишь меня, Кристина? Он осторожно высвободился из ее объятия, полностью развернулся на стуле и усадил невесту к себе на колени, теперь уже обхватив гибкий стан кольцом своих рук. – А ты?.. * * * – Итак, месье Меруа, мои люди неделю наблюдали за указанным вами домом. За это время интересующая вас дама четырежды выезжала в Оперу, два раза в сопровождении посетивших ее дам заехала в шляпный салон и магазин обуви на бульваре Сен-Жермен. В четверг после обеда ей нанесли визит два господина, задержавшись в доме не более получаса. Один из них соответствовал данному вами описанию – высокий, темноволосый, около тридцати пяти лет. Поль Дюран прервал отчет, наблюдая за реакцией нанимателя. – Вам удалось выяснить, кто они? – едва скрывая возбуждение, спросил назвавшийся сыщику вымышленным именем виконт де Шаньи. – Без труда. Дело в том, что одного из этих господ я и мои люди хорошо знаем – это известный адвокат Мишель Нортуа. Криминалист снова выдержал паузу. Его серые глаза, казалось, ничего не выражали. – А второй? – Рауль задал вопрос безразличным тоном, но его выдавало чуть подергивающееся левое веко. – Владелец дома, граф Луи де Ларенкур. Он клиент мэтра Нортуа. Наниматель на минуту задумался, владелец сыскного агентства не торопил его. По поведению криминалиста невозможно было догадаться, что инкогнито виконта ни на минуту не ввело Дюрана в заблуждение – три месяца его сотрудники наблюдали за де Шаньи, мадемуазель Минош и Арманом Клонье. – Вы уверены, что это был единственный визит графа? – Абсолютно, месье Меруа. За домом следили круглосуточно. Рауль потер переносицу. Сыщик был вежлив, но большого рвения заняться этим делом не проявил с самого начала. – Месье Дюран, меня также интересует адрес, по которому проживает сам граф. И я бы хотел, чтобы вы продолжили наблюдение. – Простите, месье, – криминалист покачал головой в знак отрицания. – Согласитесь, ваш интерес к означенным людям, который вы отказываетесь мотивировать, выглядит… несколько преувеличенным. Я дорожу репутацией моего агентства. И если вы не потрудитесь объяснить, чем он вызван, я буду вынужден отказаться от дальнейшего сотрудничества. Рауль опустил взгляд, его губы плотно сжались, скулы напряглись. – Хорошо. Я узнал вполне достаточно. Благодарю вас за работу, месье Дюран, – он достал бумажник из кармана простого черного сюртука. – Позвольте рассчитаться. Сыщик назвал сумму, пересчитал полученный гонорар и проводил посетителя холодным, чуть насмешливым взглядом. * * * Открытие сезона вызвало энтузиазм меломанов, и первый акт «Искателей жемчуга» был принят публикой более, чем благосклонно: занавес опустился под бурю оваций и восторженные крики «браво!» Переполненный зал свидетельствовал о повышенном интересе не столько к самой опере Бизе, сколько к исполнительнице партии Лейлы – возвращение на сцену покинувшей высшее общество виконтессы де Шаньи многим представлялось одновременно скандальным и пикантным курьезом. Однако голос примадонны и ее исполнение заставили забыть о сплетнях и пересудах: мадам Дае – так ее теперь называли – не просто покорила, она заворожила публику финальной молитвой акта. – Вы все еще поддерживаете дружеские отношения с мадам де Шаньи, Виктория? – баронесса де Вийяр с интересом наблюдала за рукоплещущей стоя графиней. На лице мадам де Рондель легко читались искренняя радость и восхищение. Как всегда одетая по последней моде – в этом сезоне важный акцент делался на цветовую палитру, и темно-болотное платье, которое украсило бы далеко не каждую даму, дополненное ниткой роскошного жемчуга удивительно шло графине – молодая светская львица ничуть не стеснялась демонстрировать свою симпатию и близость с жертвой неявного остракизма. – Да, Атенаис, я горжусь нашей дружбой, – мадам де Рондель посмотрела на соседку сверху вниз почти с вызовом, но тут же выражение ее лица изменилось: баронесса улыбалась с несвойственной ей теплотой. – Вы правы, Виктория, она поразительно мужественная женщина. Виконт ужасно всех разочаровал. Упомянув месье де Шаньи, баронесса на долю секунды презрительно оттопырила тонкую нижнюю губу. Аплодисменты стихли, приветливо кивнув замеченной ею в ложе напротив мадам Арвиль, графиня опустилась в свое кресло и продолжила разговор: – Да. Кроме того Кристина слишком горда, чтобы взять у Рауля хотя бы франк. На мой взгляд, она не нуждается в оправданиях. – Если бы еще этот франк у него был, – добавил граф де Рондель. – Вы слышали, дабы избежать тюремного заключения, виконт уплатил огромный штраф – около трехсот тысяч, для чего ему пришлось заложить свой родовой дом? – Вот как? – живо откликнулась баронесса. – Все это крайне печально. По ее тону нельзя было понять, действительно ли мадам де Вийяр испытывает сочувствие к разорившемуся представителю своего сословия, или же ее фраза маскирует нечто иное. В той же ложе сегодня сидела чета де Муль, было очевидно, что разговор не слишком приятен Франсуа – некогда они тесно приятельствовали с Раулем де Шаньи. – И что же он теперь будет делать? – рискнула вставить слово мадемуазель де Лепранс. – Не знаю, не знаю, – пожал плечами член муниципального совета, чуть покосившись в сторону де Муля. – Ходят слухи, что виконт де Шаньи намерен покинуть Францию и перебраться в колонии. Здравое решение, я бы сказал: в его положении ничего другого не остается. Кстати, после погашения долгов и перепроверки активов, акции кампании были проданы с торгов. Теперь держателем контрольного пакета является граф де Ларенкур. Представляю, с каким облегчением вздохнули заказчики: по крайней мере, они могут рассчитывать на то, что все незаконченные проекты будут завершены. – Граф де Ларенкур не перестает поражать общество, – бросив на мужа взгляд, в котором проглядывало тоскливое разочарование, констатировала Женевьева де Муль. – Что вы имеете в виду, мадам? – поинтересовался до сих пор не открывавший рта министр де Вийяр. – Как же, он покровительствует Опере, возглавляет крупнейшую строительную кампанию, создает архитектурные шедевры, выставляет в Салоне картины… – Да, да, – кивнула головой баронесса. – Виктория, вы не знаете, когда маэстро осчастливит нас новой оперой? – К сожалению, ничего не могу сказать вам, Атенаис. Луи часто бывает у нас, но, вы понимаете, спрашивать его об этом немного неловко, – ответила мадам де Рондель. – Месье Андрэ весьма сокрушался по поводу того, что месье Лебер не закончил оперу к новому сезону, – поделился с собеседниками барон де Вийяр. – Но, кажется, он дал удачный совет: «Искатели жемчуга» не ставились уже лет пятнадцать, по-моему. И, судя по успеху первого акта, спектакль удался, не правда ли? – О, безусловно, – поддержала супруга баронесса. – Жаль, что у мадам де Шаньи нет такого партнера, как тот таинственный Дон Жуан. Дебалье, конечно, прекрасный артист. Но романс Надира требует совершенно необыкновенного голоса. – Я столько слышала о голосе Призрака, – вздохнула мадам де Рондель. – Но мое положение не позволяло мне посещать Оперу в то время, когда произошел пожар. – Оно и к лучшему, дорогая, – заметил Ксавье де Рондель. За светской болтовней время пролетело незаметно: антракт закончился, и публика вновь погрузилась в экзотическую обстановку и яркие музыкальные решения композитора, чей талант смерть трагически оборвала на взлете. * * * Не посетить открытие сезона Гранд Опера Эдмон просто не мог. Памятуя о премьерных аншлагах, он заказал себе билет за месяц и был очень рад собственной предусмотрительности: театр оказался заполнен до отказа. Сколько знакомых лиц! С момента своего возвращения, Лефевр вел тихую жизнь одинокого холостяка, практически не появляясь в обществе. Гуляя в антракте по фойе театра, бывший директор не успевал здороваться и пожимать руки. – О, месье Лефевр! Это вы? Как вам понравилась Австралия? Эдмон полуобернулся на смутно знакомый голос: – Месье Андрэ? Рад вас видеть! В Австралии мне не хватало стука копыт по мощенным парижским мостовым. Там ужасные дороги, месье. Я слышал, вам и вашему партнеру пришлось нелегко. Но позвольте вас поздравить: сегодняшний спектакль действительно великолепен. Я помню мадемуазель Дае совсем юной ученицей консерватории, начинающей хористкой, а ныне… примадонна! Надеюсь, она не столь капризна, как сеньора Гуардичелли? – Не напоминайте, месье Лефевр, – Андрэ картинно приложил руку к сердцу. – Скажу вам откровенно, несмотря на ангельский характер, я не без опасений подписал контракт с мадам Дае. Она притягивает покровителей Оперы и… призраков, – директор сделал страшные глаза. – Вы не поверите, но с момента ее возвращения, я начал чувствовать ЕГО присутствие. Вы меня понимаете? – Кх-м, пожалуй, – кивнул Эдмон. – А в чем это выражается? – Это нелегко объяснить… Позвольте пригласить вас сегодня на небольшой прием по случаю открытия пятого сезона, месье. Если бы я знал, что вы в Париже, то непременно послал бы вам приглашение заранее. Надеюсь, вы не откажетесь принять его сейчас? – С удовольствием, месье Андрэ. Я, право, очень польщен. Раскланявшись, они разошлись в разные стороны. Лефевр вернулся на свое место в ложе. Третий акт оперы прошел мимо его сознания: неужели сегодня он снова увидит Франсуазу?
scorpio-2000: Глава достаточно спокойная, без потрясений, без экстрима. Видно это затишье перед бурей? Тали спасибо тебе. Спасибо, что нашла время и силы выложить следующую главу. Не забывай, я жду продолжения (и это ничего, что я одна пишу отзывы, я уверена, что другие тоже читают, но не пишут - стесняются).
рита: Я тоже жду продолжения.
Тали: scorpio-2000 пишет: Видно это затишье перед бурей? Тучи сгущаются постепенно... рита Сейчас продолжим.
Тали: Глава XV Он был обязан встретиться и поговорить с этой женщиной. Общение с кузеном трудно было назвать взаимно приятным – они не виделись семь лет, и с удовольствием не встречались бы еще столько же, – но Филипп испытал не совсем приличествующее в подобной ситуации чувство удовлетворения. Еще в детстве он был уверен, что Рауль – ничтожество: из него не могло выйти достойного представителя рода де Шаньи. Но судьба долго была благосклонна к виконту, а ему – графу Филиппу де Шаньи – постоянно не везло. Неудачная женитьба, безуспешные поиски своего назначения во все больше погружающемся в хаос революций и стяжательства мире, полная неудовлетворенность собой и собственной жизнью. Нет, фортуна не улыбнулась ему – поставленный врачами диагноз был неумолим: жить Филиппу оставалось не более года. В то же время, благодаря удачной игре на бирже, графу удалось восстановить почти потерянное состояние. Однако было очевидно, что детей у графской четы уже не появится, тогда как у Рауля был сын, сын, которого тот умудрился лишиться одновременно с деньгами и добрым именем. Да, они вовремя вернулись в Париж. Переговорив с Аделаидой, Филипп принял решение во что бы то ни стало вернуть наследника рода в семью. Графиня согласилась с мнением мужа, полагавшего, что молодая певичка будет только рада избавиться от обузы, и, если она была настроена отвоевать ребенка у его отца из мести или по каким-то близким причинам, то возражать против усыновления Анри двоюродным братом Рауля, скорее всего, не слишком-то и станет. Посетив премьеру «Искателей жемчуга», граф и графиня де Шаньи еще больше уверились в своих предположениях. Кристина Дае блистала на сцене: отказать в превосходном голосе и завидном артистизме ей было нельзя. Но зачем окруженной толпой поклонников молодой примадонне ребенок от скандально расторгнутого брака? Страшно было представить, какое воспитание получит юный виконт в обстановке распущенной вседозволенности оперного театра. На следующий день графу не без труда удалось выяснить адрес певицы: секретарь никак не желал давать его бледному, изможденного вида господину с глубокими черными тенями под лихорадочно блестящими омутами синих глаз. Однако пять сотен франков помогли сделать месье Дешана более сговорчивым: – Хорошо, месье, я дам вам адрес мадам Дае. Но… вам мой добрый совет… на вашем месте, да и на месте всякого другого, я бы не стал докучать примадонне. Прокомментировать последнее заявление секретарь отказался наотрез. Дом, который Филипп разыскал по указанному секретарем адресу, вызвал у графа некоторую оторопь: солидный аристократический особняк был явно не по карману только что вернувшейся на сцену певице, даже его аренда наверняка составляла очень крупную сумму. Старший представитель рода де Шаньи только сейчас подумал, что, прежде чем наносить визит бывшей невестке, ему следовало бы узнать больше о ней и о ее окружении. Он слишком долго не был на родине, а, вернувшись, не торопился показываться в свете – Рауль сделал все, чтобы опорочить фамилию в глазах общества. Однако отступать было поздно. Граф подошел к воротам, из небольшого строения показался привратник: – Что угодно месье? – нелюбезно поинтересовался тот через узорчатую литую решетку. – Мне необходимо встретится с… виконтессой де Шаньи, любезный. – Мадам никого не принимает, – отрезал детина с непроницаемым лицом, грубые черты которого не внушали надежды легко достигнуть соглашения. – Подождите. Я – граф Филипп де Шаньи, ближайший родственник мужа… бывшего мужа мадам. Это семейное дело. Уже было показавший графу спину привратник обернулся, Филипп продолжил натиск: – Передайте мадам мою визитную карточку. Быть может, она все же сочтет возможным уделить мне четверть часа. С минуту сторож обдумывал слова визитера и, наконец, решился: – Пройдите к калитке, месье. Он впустил графа внутрь образованного боковыми ризалитами неглубокого двора, взял карточку и скрылся в доме, оставив аристократа мерзнуть на холодном октябрьском ветру. – Однако и порядки в этом доме, – пробормотал себе под нос окончательно сбитый с толку Филипп. – Проще попасть в монастырь бенедиктинок. * * * Поговорить с Франсуазой на приеме после премьеры Эдмону практически не удалось, они лишь обменялись сухими приветствиями. Рядом с царственной мадам Жири весь вечер находилась ее дочь – наконец-то, Мэг была включена в первый состав солистов балета благодаря настояниям маэстро Лебера, который как-то незаметно подчинил магнетическому влиянию своей личности обоих директоров Оперы и почти не давал рта раскрыть маэстро Райеру – и приятный молодой человек, оказавшийся женихом молодой балерины. Лефевр обратил внимание на совершенно несвойственный прежде Франсуазе опасливый взгляд, которым она проводила отошедшего от их небольшой группы вместе с изумительно похорошевшей мадам Дае нового покровителя Оперы. В покровителе бывший директор Гранд Опера с изумлением узнал того самого архитектора Луи Лебера, некогда осуществлявшего небольшие переделки в здании по рекомендации… Призрака Оперы. Куда исчезли с его лица безобразные красные наросты? Чудеса. Архитектор и прежде держался с поразительным спокойствием и обладал почти невероятным для своей внешности обаянием, теперь же он неизменно оказывался в центре внимания. Эдмон проследил взглядом за парой: их тут же окружили министр Вийяр с супругой и еще несколько человек, очевидно, принадлежащих к самым сливкам парижской аристократии. Странные вещи происходили в Опере, Лефевр против собственной воли ощутил необъяснимую тревогу – дыхание Призрака, должно быть, не мерещилось Жилю Андрэ. Но как же знаменитый скелет, о котором рассказывала на пароходе мадам Арвиль? А вот и она. Извинившись, Эдмон оставил семейство Жири и поспешил к беседовавшей с двумя молодыми дамами – одна из них была еще совсем юной девушкой – Жюли. – Добрый вечер, мадам Арвиль. Прошу прощения, что столь бесцеремонно вмешиваюсь в разговор, – Лефевр обезоруживающе улыбнулся и поклонился собеседницам Жюли, – я искренне рад снова видеть вас, мадам. – Взаимно рада, месье Лефевр, – Жюли протянула руку для поцелуя. Представив его мадам де Рондель и мадемуазель де Лепранс, она спросила: – Должно быть удивительное чувство – вновь вернуться сюда после стольких лет, месье Лефевр? Что-то изменилось в Опере на ваш взгляд? – Все меняется, мадам Арвиль, – философически заметил бывший директор. – Но мне показалось, что неизменным осталось главное – атмосфера. Никогда не знаешь, что здесь может случиться в следующую минуту. – Вы пугаете нас, месье Лефевр, – рассмеялась графиня де Рондель. – Вовсе нет, ваше сиятельство. Я объездил полмира, и могу сказать, что наша Опера, безусловно, одно из самых таинственных мест, какие мне приходилось видеть. Даже загадочные пирамиды в джунглях Центральной Америки не произвели на меня такого сильного впечатления, – полушутя, полусерьезно сказал Лефевр. Легкая, непринужденная общая беседа продолжилась еще минут пять, пока к ним не подошел Ксавье де Рондель и забрал своих дам: час был уже довольно поздний, приглашенные начали разъезжаться. Когда месье Лефевр и мадам Арвиль остались наедине, Эдмон задал своей бывшей спутнице вопрос, который занимал его в настоящий момент: – Мадам Арвиль, как вы считаете, Призрак действительно умер? Жюли посмотрела на него внимательным взглядом: бывший директор не шутил. * * * За окном вагона тянулись унылые мокрые от недавно прошедшего дождя грязно-бурого цвета поля. Серо-стальное небо, местами приобретало фиолетовый оттенок, распухшее, словно недельной давности утопленник, оно цеплялось за яркие пятна желто-багряных рощ. Картина одновременно отталкивала и притягивала взор. Лебер неотрывно смотрел в окно купе. С тех пор, как Поль Дюран поставил его в известность о затеянной виконтом де Шаньи слежке, тревога не покидала Эрика. И, хотя в течение последнего месяца Рауль не появлялся в пределах видимости, успокоения это не приносило. Представить, на что способен отчаявшийся человек, Этери Луи Лебер мог как никто другой. Архитектор откладывал инспекционную поездку по строительным объектам бывшей кампании Клонье и де Шаньи, сколько это было возможно. Став владельцем контрольного пакета акций, он изменил ее название, убрав фамилию Клонье – у Анри должно быть собственное состояние, полученное «от отца». При возможности, Эрик рассчитывал купить и особняк де Шаньи, чтобы со временем переписать его на сына Кристины. Распространившиеся в обществе слухи о вероятном отъезде виконта в колонии как будто должны были рассеять мрачную тень прошлого. Но будущее по-прежнему не представлялось безоблачным. Раньше или позже Рауль вернется… Состав притормозил на некрутом подъеме, несколько крупных капель ударили по стеклу и скатились вниз, оставляя влажные следы. Лебер отвернулся от окна и посмотрел на Альбера Фебре: молодой человек с беззаботным видом пробегал глазами купленный во время недолгой стоянки в Шатору свежий номер «Petit Journal». Они уже неделю колесили по стране, от чего прежде почти не покидавший Парижа Фебре получал истинное удовольствие. Внезапно его взгляд за что-то зацепился: лицо стало напряженным, но вскоре расслабилось, однако выражение его можно было назвать озадаченным. – Интересные новости, Альбер? – поинтересовался Эрик. – Да, месье Лебер… То есть, не то, чтобы интересные… Я увидел знакомое имя. Вот, послушайте: «Тело графини Аделаиды де Шаньи было обнаружено прислугой на нижних ступенях лестницы собственного дома вчера в шестом часу утра… Как нам сообщили в полиции, смерть наступила в результате повреждения целостности шейного отдела позвоночника…» И еще: «Согласно заявлению мажордома, граф Филипп де Шаньи накануне днем отправился в родовой замок, где не был уже несколько лет… Граф и графиня де Шаньи вернулись во Францию после длительного пребывания за границей в прошлом месяце…» – Пожалуйста, дайте мне газету, Альбер, – голос Эрика прозвучал неожиданно резко. – Прошу вас, господин профессор, – по старой привычке Фебре иногда называл Лебера «профессором», особенно, когда в тоне главы строительной корпорации вдруг прорезались требовательные ноты: выпускник Высшей политехнической школы начинал себя чувствовать как при проверке результатов лабораторного опыта. Протянув руку, Эрик взял еще пахнущий типографской краской газетный листок: – Спасибо, – уже мягче поблагодарил он и быстро нашел заинтересовавшую молодого инженера заметку. Фебре молча наблюдал за ним. – Странный несчастный случай, – прокомментировал Лебер, дочитав небольшую статью криминального хроникера до конца. – Благодарю вас. Он вернул газету Альберу и задумался. Появление Филиппа де Шаньи и его предложение усыновить Анри Виктора вызвало у Кристины панику. Эрику не без помощи Мишеля едва удалось ее успокоить: юридически без согласия матери подобная процедура была невозможна. Перед мысленным взором Лебера стояли полные отчаяния глаза невесты: «Эта семья никогда не оставит нас в покое, Эрик!» * * * – Когда же вы объявите о вашей помолвке, Кристина? Нежное округлое личико Мэг светилось радостью и внутренним умиротворением. До ее собственной свадьбы оставалось три недели, несмотря на позднюю осень, весь мир казался молодой балерине окутанным сияющей розовой дымкой. – Должно пройти время. Мы решили сделать официальное объявление в день премьеры новой оперы маэстро. Кристина долила чай в опустевшую чашку Мэг. – Ты так его называешь? – не без лукавства в голосе спросила подруга. Кристина улыбнулась: – Иногда. – Не представляю, как вы можете ждать так долго? – посочувствовала Мэг. – Ведь опера еще не написана. После репетиции Кристина задержалась в театре. В отсутствие Эрика только здесь она чувствовала себя в безопасности и даже стала брать с собой Анри, за которым присматривала няня. Не в силах в чем-либо отказать примадонне, месье Андрэ предоставил в ее распоряжение еще одну гримуборную, временно превращенную в детскую. В своей гримерной мадам Дае завела обычай устраивать чаепития с Мэг: здесь можно было спокойно поговорить, погрузившись в привычную атмосферу юности, легкую и непринужденную – словно не было этих трех лет, прошедших со дня первого появления в Опере Рауля де Шаньи. – Луи уже закончил партитуру. Он сам сказал, что еще никогда не писал музыку так быстро. Но либретто пока не совсем готово. Вот увидишь, вернувшись, он примется за декорации. У твоего Жюля будет много работы. Боюсь, дирекция не отпустит его сейчас, – извиняющимся тоном добавила мадам Дае. Мэг сделала плаксивое лицо, три раза горестно вздохнула и задорно рассмеялась: – Не переживай, мы решили, что отложим свадебное путешествие на лето. Работа есть работа. Я тоже не могу покинуть театр в середине сезона. Знаешь, – Мэг понизила голос, – я давно хочу сказать тебе… Мне кажется, мама почему-то побаивается маэстро Лебера. Ты заметила, она ни разу ему не возразила ни при постановке его спектаклей, ни с тех пор, как он стал покровительствовать Опере? На нее это так не похоже. – Ну, что ты! – с чуть наигранной уверенностью возразила певица. – Она его просто уважает. Про себя Кристина подумала, что мадам Жири, наверняка догадавшаяся о многом, должна испытывать сложные чувства, в том числе и чувство вины. Это сказалось и на отношении к самой Кристине: прежде царственная и властная руководительница балетной труппы теперь вела себя в присутствии молодой примадонны скованно. Тайна Призрака Оперы незримо витала над театром, легенда продолжала жить, передаваемая тихим полушепотом от очевидцев трагических событий вновь принятым в Оперу артистам и служащим.
scorpio-2000: Тали пишет: Графиня согласилась с мнением мужа, полагавшего, что молодая певичка будет только рада избавиться от обузы Вот они, предубеждения господ аристократов...обидно за Кристину. Если бы они знали, какая она порядочная и светлая личность! В Эрика я влюбляюсь все больше и больше - благородный, порядочный, щедрый - не мужчина - мечта! Тали твоё произведение - луч света в темном царстве. Жду с нетерпением продолжения!
рита: А мне Рауля жалко. Какая все же эта Кристина хм, не хорошая. То Эрика довела почти до самоубийства, теперь безжалостна к Раулю, пусть он даже оказался и подлецом. Роковая девочка-женщина. А Эрика! Ну совсем переродился из несчастного влюбленного в великосветского льва. Но пишешь ты Тали - замечательно! Только не тяни с продолжением. А то теряется нить повествования.
Тали: scorpio-2000 пишет: не мужчина - мечта! Пусть хоть в романе такие мужчины встречаются. Спасибо! рита пишет: А мне Рауля жалко. У меня Рауль тип не слишком-то приятный. Но, пожалуй, пожалеть его повод будет... Благодарю!
Тали: Глава XVI – Мадам Кристина де Шаньи? – граф не сумел скрыть своего удивления. Вошедшая в гостиную молодая дама в элегантном и строгом платье светло-кофейного цвета с маленькими кружевными манжетами, чуть выступающими из рукавов, и высокой стойкой воротничка под горло ничем не походила на сценический образ Лейлы. Короткая нитка жемчуга служила единственным украшением костюма. Экзотический наряд восточной жрицы и яркий грим делали Кристину совершенно неузнаваемой. После единственного посещения театра Филипп не ожидал увидеть бывшую супругу Рауля такой… – он даже затруднился подобрать определение – … такой прекрасной и величественной, несмотря на хрупкость фигуры и молодость. Оперная дива производила впечатление истинной аристократки. – Кристина Дае, ваше сиятельство. Чем обязана удовольствию видеть вас у себя, граф? Вежливый, почти приветливый тон, спокойная манера держаться… И в то же время, она не предложила гостю сесть, давая понять, что визит будет кратким. Да, Рауль не случайно потерял голову из-за этой женщины. Но как он мог довести дело до развода? Впрочем, этот прискорбный факт только подтверждал нелицеприятное мнение Филиппа о кузене. – Простите мое вторжение, мадам. Обстоятельства сложились таким образом, что я не имел чести быть представленным вам раньше: мы с супругой совсем недавно вернулись из заграницы, где прожили много лет… Кристина кивнула в знак того, что ей известно о длительном пребывании графа и графини в Италии. – … надеюсь, вы поймете мое желание увидеть наследника рода де Шаньи. Силою обстоятельств Анри Виктор стал наследником не только Рауля, но и моим. Я прошу вас позволить мне познакомиться с племянником. – Вы хотите видеть Анри? Просьба насторожила Кристину, но серьезных оснований отказать в ней она не могла найти. Одно то, что граф чрезвычайно походил на постаревшего, изможденного Рауля, вызывало острое чувство дискомфорта. Памятуя о более чем прохладных отношениях между кузенами, она терялась в догадках, зачем этот человек явился к ней. Вряд ли по просьбе виконта. – Я был бы вам крайне признателен. Всего несколько минут, мадам. – Хорошо, – Кристина позвонила. – Мари, пожалуйста, передайте мадемуазель Динон, что я прошу ее привести Анри в гостиную. – Сейчас, мадам? – Разумеется, сейчас. И как можно скорее. Повисшее в гостиной молчание становилось тягостным, было слышно, как стрелки каминных часов негромкими щелчками отсчитывают тягучие минуты. Пасмурный день превращал обычно светлую и даже радостную, отделанную в белых тонах с небольшим добавлением золотистого оттенка в обивке мебели и позолоченных цветочных ваз на двух журнальных столиках, расположенных в противоположных углах гостиной, в однообразно серую. Обивка казалась пыльной, позолота – тусклой. Хрустальные бра сливались со стенами. Кашлянув, Филипп решился нарушить магию бесцветной тишины гостиной: – Я полагаю, мадам, воспитание и образование Анри потребует значительных средств… Трудно было представить лед в глубоких, теплых темно-карих глазах молодой женщины, но именно на него наткнулся взгляд графа де Шаньи, фраза оборвалась на полуслове. – Этот вопрос не должен вызывать беспокойства у вашего сиятельства. Мой сын получит лучшее воспитание и образование, достойное его происхождения. В соседней комнате послышались легкие женские шаги и топот маленьких ножек. Анри первым оказался в гостиной, но, увидев незнакомого человека, остановился на пороге. Подоспевшая мадемуазель Динон взяла ребенка за руку и подвела к Кристине. При виде малыша Филипп испытал смесь противоречивых чувств: родовые черты де Шаньи легко угадывались в личике Анри. Но почему это не его сын! Кристина легко подхватила ребенка на руки, он обнял мать за шею и улыбнулся. – Посмотри на дядю, Анри. Но дядя заинтересовал его гораздо меньше нитки жемчуга на шее Кристины, маленькие ручки уже потянулись к белым, слабо поблескивающим шарикам. Граф не нашелся, что сказать, и молча созерцал бывшую жену кузена с ребенком на руках. – Благодарю, мадемуазель Динон. Прошу вас, возьмите Анри. Ему пора обедать. Проигнорировав некоторое возмущение юного де Шаньи, няня забрала его у Кристины и удалилась. – Я удовлетворила вашу просьбу, граф. Тон примадонны явно свидетельствовал об окончании визита. Филипп заколебался, когда они с Аделаидой обсуждали вопрос усыновления племянника, то спорили в основном о размере суммы, которую следует предложить певице. Теперь все их предположения и планы выглядели нелепыми, но второй раз мадам могла и не принять родственника бывшего супруга. – Да, я крайне признателен вам, мадам. Позвольте заметить, что воспитание молодого человека нашего круга требует особой… даже не обстановки, – Филипп невольно окинул взглядом гостиную, – а духа, атмосферы, я бы сказал. Вы молоды, и впереди у вас блестящая карьера. Но мир кулис, которому принадлежите вы, не подходит наследнику рода де Шаньи. Поверьте, я не имел в виду чем либо оскорбить ваши чувства… Кристина напряженно слушала речь графа, с каждой минутой он становился ей все более неприятен. Его внешнее сходство с Раулем было не столь велико, как показалось в первый момент встречи – скошенный подбородок, более мясистый нос и тонкие губы отнюдь не красили его лицо, а неизбывная манера презрительно кривить губы еще менее располагала собеседника к этому человеку. – Говорите прямо, месье. Чего вы хотите? – Я и моя супруга, к сожалению, бездетны. Ради общего блага мы хотели бы усыновить Анри Виктора. Это естественно, мадам… – Мне ваше предложение не кажется естественным, ваше сиятельство, – лицо Кристины покрыла бледность, она изо всех сил пыталась сохранить присутствие духа. – Прошу вас покинуть мой дом и более не докучать бесполезными разговорами. – Воля ваша, мадам… Граф коротко поклонился и вышел. * * * К большому разочарованию Филиппа, Рауль оказался не менее упрям и несговорчив, чем его бывшая жена. На предложение продать дом кузену перед отъездом в колонии, виконт ответил категорическим отказом. Они встретились в отдельном кабинете «Тур д’Аржан», вынужденный придерживаться строгой диеты Филипп предпочитал обедать в приватной обстановке. Совместный обед так и не состоялся: беседа быстро закончилась на повышенных тонах. Допив аперитив, Рауль ушел, оставив Филиппа в одиночестве. В ожидании своего бульона, граф размышлял над несправедливостью жизни. Так или иначе его состояние и титул достанутся кузену, которого про себя он называл не иначе, как «жалкой тряпкой». Впрочем, возможно, Раулю придется довольно долго дожидаться получения денег и родового имущества. Кто знает, насколько переживет его, Филиппа, Аделаида. Граф де Шаньи презрительно скривил губы: чем заслужили эти люди право жить и пользоваться радостями земного существования дольше него? От горьких мыслей и чрезмерного раздражения накатил приступ слабости – такое случалось с ним все чаще, – лоб покрылся испариной. Граф достал бумажный платок, но случайно обронил его и нагнулся, чтобы поднять. Возле одной из ножек стола поблескивала бриллиантовая запонка. Вероятно, она принадлежала Раулю. Если бы драгоценную запонку потерял кто-нибудь из предыдущих посетителей, ее бы тут уже не было. * * * Строительство небольшого стекольного завода в Монтобане, который должен был специализироваться на производстве эксклюзивной цветной посуды и витражных стекол, было приостановлено еще до ареста Армана Клонье. Заказчик неожиданно скончался от апоплексического удара, ближайших наследников у него не оказалось, а дальних родственников до сих пор не могли разыскать. В крошечном домике, расположенном на огороженной территории, находилась контора по управлению строительством. В ней Луи Лебер и Альбер Фебре застали единственного служащего – секретаря бывшего управляющего, человека с глубоко изрытым крупными оспинами лицом и грустными серыми глазами. На вид ему можно было дать около тридцати семи – тридцати восьми лет; легкая седина чуть тронула виски еще густых темно-каштановых волос, при этом весь он казался как будто слегка присыпанным пылью – понуро опущенные плечи, изрядно поношенный сюртук, застиранные до потертостей манжеты и воротничок рубашки. – Жан-Пьер Дануа – это я и есть, господа, – охотно ответил на вопрос Фебре поднявшийся из-за стола секретарь. Он был высок и худ. Приветствуя столичных визитеров, Дануа выпрямил спину и расправил плечи: – Большая честь приветствовать вас, господа. Я получил вашу телеграмму. Так и получается, что я здесь и за секретаря, и за управляющего, и за сторожа… Только сторожить особенно нечего, даже фундамент толком заложить не успели. А материалы все господин Клонье приказал вывезти. У меня бумаги в порядке… Когда проверяющие приезжали, я показывал. Моей вины никакой нет. Вы уж скажите господину графу, господа... Мне без этого места никак невозможно. По мере того, как его приветствие перетекало в оправдания и просьбы, осанка теряла свою прямоту, а голос, поначалу звучный и глубокий, становился все тише, словно сникал от бессилия. – Я знаю, месье Дануа. У меня нет оснований предъявлять вам какие-либо претензии, – Эрик ненавязчиво, но заинтересованно присматривался к секретарю. – А теперь я попрошу вас показать нам котлован. – Ваше сиятельство?.. – Дануа заметно смутился. Эрик утвердительно кивнул: – Будьте добры, проводите нас. Я хочу лично осмотреть объект. – Разумеется, господин граф… Только вчера шел дождь, на площадке скользко… – Не беспокойтесь, мне не в новинку посещать строящиеся здания в любую погоду. Я архитектор. Лебер и Фебре дотошно облазили начатую стройку и через час вернулись в контору. – Если наследники месье Понаре не возобновят контракт в ближайшие полгода, мы можем потребовать расторжения контракта с возмещением убытков. Никаких нарушений проекта на данном этапе строительства допущено не было. Зафиксируйте все данные, Альбер. Месье Дануа, будьте любезны предоставить бумаги в распоряжение моего помощника. А вас я попрошу показать мне склады. Осматривая практически пустующие складские помещения, Лебер подробно расспросил служащего своей новой компании о его родственный связях, материальном положении и надеждах на будущее. * * * Поздний визит комиссара полиции встревожил и одновременно возмутил Рауля: он уже сполна заплатил обществу за свою наивную доверчивость и глупость. Сколько можно изводить его расспросами о том, в чем он ровным счетом ничего не понимает? «Домогайтесь внимания графа де Ларенкура, господа, – зло подумал виконт де Шаньи. – Уж этот-то новоиспеченный граф разбирается во всем на свете!» Пренебрегая приличиями, Рауль не стал утруждать себя одеванием и спустился в гостиную в любимом темно-зеленом шлафроке: – Чем обязан, месье Риньон? – Приношу свои извинения за поздний визит, ваше сиятельство. У меня всего лишь один вопрос, но его разрешение не терпит отлагательства. Жорж пристально наблюдал за выражением лица подозреваемого. Вид у виконта был раздраженный. Что это: искреннее непонимание или искусная игра? – Так задавайте ваш вопрос, комиссар. Время позднее… – Одну минуту, господин виконт… Риньон достал из жилетного кармана какую-то небольшую, блеснувшую на свету вещицу: – Эта бриллиантовая запонка принадлежит вам? Рауль, все еще не понимая, к чему клонит комиссар, протянул руку: – Позвольте взглянуть, месье Риньон. Жорж поколебался секунду – сказался годами выработанный инстинкт: не давать вещественных доказательств в руки подозреваемому – и протянул запонку виконту. Рауль внимательно осмотрел ее, он все еще не понимал, почему полиция явилась к нему в такой час. Неужели из-за какой-то запонки?.. – Да, возможно, это моя. Несколько дней назад я где-то обронил похожую… – Месье де Шаньи, вы не могли бы припомнить, где и когда это произошло? – в глазах Риньона мелькнул охотничий азарт. – Нет, – Рауль отрицательно покачал головой. – Могу я узнать, почему вы, месье комиссар, изволите лично заниматься подобными мелочами? – Убийство – не мелочь, месье, – жестко сказал Риньон. Он впился глазами в лицо Рауля, но ничего, кроме выражения крайнего изумления, прочесть на нем не сумел. Оказывается, виконт – большой артист. – Убийство? О чем вы, месье Риньон? Рауль почувствовал, как где-то внутри поднимается волна паники. – Пока ни о чем, ваше сиятельство. Будьте любезны вызвать сюда вашего камердинера, – не терпящим возражений тоном потребовал комиссар. Хозяин дома позвонил и приказал мажордому прислать в гостиную Поля. Из всех слуг в доме остались только эти двое, если не считать приходящих горничных – держать полный штат постоянной прислуги виконту уже не позволяло его нынешнее материальное положение. На пороге появился старый камердинер. Дальнейшие события каким-то образом удалились от сознания Рауля, словно он наблюдал за ними со стороны сквозь пелену густого предутреннего тумана. Полицейский приказал Полю принести вторую запонку, откуда-то рядом с комиссаром возник ювелир-эксперт, подтвердивший принадлежность драгоценностей к одной паре… К реальности виконта вернули слова Риньона: – Месье Рауль де Шаньи, именем закона я арестую вас по обвинению в убийстве графини Аделаиды де Шаньи. Лицо виконта покрыла смертельная бледность, дар речи изменил ему. Рауль стоял посреди собственной гостиной тяжело дыша открытым ртом, не в силах что-либо ответить на ужасное обвинение…
рита: Бедный, бедный Рауль! Ну зачем ему было убивать Аделаиду де Шаньи? А зачем Филиппу убивать собственную жену, если ему оставалось жить пару месяцев? Но с головой обоих явно не в порядке. Как можно прийти и предложить забрать ребенка себе? По-любому даже после развода Кристины и Рауля титул виконта за ребенком оставался. А после смерти этого же Филиппа графский титул плавно переходил к Раулю, а потом и к его сыну. Ждем-с продолжения.